«Каштанка», «Дама с собачкой», «Вишневый сад», «Чайка» – Антон Павлович Чехов писал для любого возраста. И при каждом прочитывании можно найти в его пьесах и рассказах что-то новое, открыть героев с другой стороны. Вдохновение для некоторых своих сюжетов Чехов нашел на тульской земле.

Вдохновленный Окой

Весной 1891 года Антон Павлович впервые посетил Тульскую губернию. Его младший брат Михаил в это время работал податным инспектором в Алексине и снял дачу поблизости от железнодорожной станции и Оки.

Возвратившись из Европы, в мае Чехов прибыл в Алексин, где, кроме брата, его уже ждали отец и мать.

В письме от 7 мая 1891 года к издателю Алексею Суворину Чехов писал благодушно:

«Ст. Алексин Сызрано-Вяземской железной дороги. Таков мой адрес. Станция, а не город, т.к. я живу около станции и получаю корреспонденцию из рук начальника станции. Дача ничего себе. Лес, Ока, глушь, тепло, соловьи поют и прочее. Тихо и покойно, а во время дурной погоды здесь будет скучно и грустно. После заграничной поездки дачная жизнь кажется немного пресной. Похоже на то, как будто я взят в плен и посажен в крепость. Но тем не менее все-таки я доволен… У меня из окон хороший вид. То и дело ходят поезда. Через Оку мост».

Лето Чехов с семьей провел в усадьбе в селе Богимово, которое сейчас входит в состав Калужской области. Здесь, в 16 километрах от Алексина, в старинном доме Былим-Колосовского Чехов написал рассказы «Дуэль», «Бабы», начата работа над повестью «Остров Сахалин».

Пребывание в Богимове дало писателю материал для рассказа «Дом с мезонином». В барском доме Чехов занимал бывшую гостиную, здесь же спал на большом диване. Каждое утро писатель поднимался чуть свет, пил кофе и усаживался за работу, причем писал всегда не на столе, а на подоконнике, то и дело поглядывая в парк. Работал, не отрываясь, до 11 часов, после чего ходил за грибами или отправлялся на рыбную ловлю. После обеда и короткого отдыха вновь принимался за работу, не отрываясь от нее до самого вечера.

Дом в Богимове, в котором останавливался Чехов, сохранился, а вот алексинская дача писателя до нашего времени не дошла. В память о пребывании писателя на алексинской земле одна из улиц города носит его имя.

Еще раз Чехов посетил Тульскую губернию в начале августа 1895 года, когда приезжал в Ясную Поляну к Льву Толстому.

Здесь Чехов слушал чтение глаз из писавшегося тогда «Воскресения», делал свои замечания.

В этот свой первый и единственный приезд в Ясную Поляну Чехов много беседовал с Толстым, ходил с ним к реке Воронке, а затем на шоссе ведущее в Тулу. От своего посещения Ясной Поляны Чехов вынес самое светлое впечатление. Возвратившись в Мелихово, он писал: «Я чувствовал себя легко, как дома и разговоры наши с Львом Николаевичем были легки».

 

Сад рубят, самовар свистит

У чешского музыканта Петра Скоумала в альбоме «Период полураспада» есть композиция под названием «Павильон № 88».

Грустная, тревожная, как и весь альбом, написанный в конце 80-х (отсюда и число в названии), когда и Чехословакию, и весь мир втянуло в водоворот перемен с неизвестным концом. По сути эта композиция – разговор с Чеховым то ли о 80-х годах девятнадцатого века, то ли о 80-х годах двадцатого.

Небо серо-голубое,

и кто-то плачет.

По равнине трое идут,

какое-то время идут рядом.

Антон Павлович,

в павильоне № 88

кто-то приглушенно кричит

и самовар свистит.

Ничего не происходит. Ну небо, ну чей-то плач и крик, ну свист самовара, какие-то непонятные трое. Но то, что звучит у Скоумала, звучит и у Чехова. Антон Павлович – писатель эпохи полураспада.

В его творчестве нет сильных героев, как у Максима Горького, они не совершают ничего эпохального. Нет в нем и жалости к уходящему укладу, как у Ивана Бунина. Нет и противостояния новым мерзостям жизни, как у Александра Куприна. Чехов наблюдает за всем этим, никого не осуждая, потому что никто из его героев не совершенен, они будто бы куклы из кукольного театра – слишком мелки и в чувствах, и в делах. В школьно-хрестоматийном «Вишневом саде» Раневская вроде бы вызывает жалость, а вроде бы и не очень.

А люди подступающей эпохи – Петя Трофимов, Лопахин – при всей их разности одинаково не совершают ничего значительного. Ну не считать же серьезными делами пылкие лозунги первого и вырубку вишневого сада вторым. А три сестры, которые кричат «В Москву!», а никуда не едут? А Буркин, всю жизнь мечтавший о крыжовнике, который оказался кислятиной? А любовный треугольник «Чайки» – актриса-декадентка Нина, мечтающая стать великой, и сомнительные литераторы Тригорин и Треплев...

Как далеко это от любовных коллизий у Толстого, Пушкина, Достоевского – там сильные чувства и не менее сильные поступки. Но только эти чувства и поступки забыли, как Фирса, а здесь всё картонное, и только самовар свистит или сад рубят.

Гоголь любил своих героев, будь они даже мерзавцы. И Достоевский любил, как бы низко они ни падали. Толстой тоже любил, пусть и не всех, зато по-настоящему. Салтыков-Щедрин героев порой ненавидел, но яростно и сильно.

У Чехова такой любви не найдешь, но и ненависти тоже. С медицинской трезвостью и профессиональным равнодушием он смотрит на них, на окружающую жизнь и только сардонически улыбается. «Сладкие звуки и поэзия, где вы?» – пишет он в 1893 году Суворину. А нет их – времена не выбирают.

Любопытно, что написал бы Чехов, доживи он до эпохи декаданса и авангарда, до Германской войны, до революции. Но, как бы то ни было, ниточки творческого метода с его глубоким психологическим анализом, тянутся далеко за рубеж биографии – к Булгакову, Зощенко, Голсуорси, Шоу, Томасу Манну… И к современному читателю, для которого, как и век назад, актуален призыв Чехова сохранить в себе живую душу.

 

Софья Медведева, Андрей Жизлов "Тульские известия"